Поднявшись с берега речки наверх, я сразу же оказываюсь среди малышни.

— Ты туда с мамой спускался? — интересуется Катя.

— Да, — отвечаю я невозмутимо. — Мне надо было ей там кое-что показать.

— Можно мы спустимся к ней?

— Нет, нет! — на сей раз в некотором замешательстве говорю я. — К вам у меня другая просьба

— Какая?

И пока я думаю, какой просьбой их озадачить, Надя напоминает:

— Это просьба твоей мамы пригласить Акулину Фёдоровну взглянуть на нашу коллекцию бабочек?

Вообще-то я сам собирался заняться этой самой Акулиной Фёдоровной, спровадив её мужа к маман… Но, может быть, это и к лучшему, если разделят их малыши? Получив моё согласие, они кидаются вперёд, а я, не торопясь следую за ними. В беседке я застаю господина Жукова уже в одиночестве. Увидев меня, он вскакивает со скамейки и спрашивает:

— Куда вы подевали свою маму, молодой человек?

— Насколько я знаю, она захотела спуститься к речке.

— К речке, говорите? Я смогу её найти?

— Навряд ли. Но я запомнил, где она стала спускаться от тропинки, идущей по-над берегом.

— Не будете ли вы так любезны показать мне, где начинается этот спуск?

Охотно выполнив эту просьбу, я чуть ли не бегом возвращаюсь в имение, чтобы пригласить его жену совершить любопытное путешествие, во время которого собирался продемонстрировать ей неверность её мужа. Она сидит на нижней террасе и терпеливо рассматривает содержимое альбома, листаемого перед нею Надей. Я усаживаюсь в сторонке в ожидании благоприятного момента, чтобы вмешаться в их беседу. Около меня то и дело задерживаются для обмена несущественными репликами снующие по каким-то делам из дома и обратно девицы и их матери. Марию Александровну я останавливаю сам, интересуясь, почему в такую хорошую погоду все здесь и никого нет в купальне.

— Да вода, наверно, не такая уж тёплая для купания.

— А я-то, не видя тут никого из мужчин, подумал, было, что они все на берегу.

— Нет, у них наверху преферанс.

— И Константин Константинович тоже?

— Нет, он же не в отпуске, а на работе. Так что, отобедав, уехал в Гривно.

— Он сегодня вернётся?

— Наверно… Может быть, даже к ужину… У тебя к нему какой-то вопрос?

— У меня вопрос к вам, Мария Александровна… Сможете ли вы уделить мне немного времени, чтобы выслушать его и дать на него ответ?

— Я сейчас бегу на кухню, а потом мне нужно вернуться к себе… Вот тогда и поговорим… Хорошо?

На террасу поднимаются с улицы Ольга и Ангелика, и последняя громко, так чтобы было слышно всем, спрашивает меня:

— Саша, куда ты дел свою маму? И случайно не знаешь, где господин Жуков?

Заметив, как при этих словах приподнимается и оборачивается в нашу сторону голова госпожи Жуковой, я отвечаю:

— Им, кажется, надо поговорить о чём-то важном

Ольгу и Ангелину сменяют пробегающие мимо Ксеня со своей мамой.

— Надеюсь, ты не забыл ещё про свою невесту и будущую тёщу? — бросает мне госпожа Самарина.

— Что вы, — Елизавета Львовна, — отвечаю я. — Мне льстит, что вы не забыли меня и выделяете своим вниманием.

Через несколько минут она возвращается, но без дочери, а с хозяйкой.

— О чём ты хотел спросить меня? — спрашивает та.

— Вопрос, который я собирался задать вам, Мария Александровна, не терпит досужих ушей, — указываю я на малышей, беру её и её подругу под руки и веду к двери в коридор.

А там, остановившись у двери в спальню хозяев, продолжаю:

— Да простит меня моя будущая тёща, но этот самый вопрос мне, чтобы не смущаться, хотелось бы задать с глазу на глаз

— Вот пострел! — смеётся она, дружелюбно хлопая меня по плечу. — Как научился разговаривать с дамами и уговаривать их! Ну что ж, разрешаю вам удалиться.

При этом она берётся за дверную ручку и тянет её на себя, как бы приглашая нас войти туда. И когда, вслед за госпожой Ульман, я направляюсь в дверной проём, берёт меня за пуговицу сюртука и говорит:

— Я, конечно, понимаю, что Маша самая достойная из нас, тебя любящих, но помни, что и другие готовы выслушать и ответить на самые каверзные твои вопросы… Кстати, если ты не задержишься здесь слишком долго, то можешь заглянуть ко мне, чтобы выслушать пару вопросов и советов от меня. Понял?

И прежде чем закрыть дверь за нами, бросает такую фразу:

— Не теряй бдительности и времени.

— Так что за вопрос тебя волнует? — говорит Мария Александровна, проходя через всю комнату к окну и выглядывая из него.

Но когда я, подойдя к ней сзади, пытаюсь обнять её за талию, оборачивается, хватает меня за кисти рук и продолжает:

— Говори, я тебя слушаю.

— Я, право не знаю, что и сказать, — говорю я, прилагая немалые усилия, чтобы освободить свои руки, а когда мне это удаётся, — обвить ими её шею и запечатлеть поцелуй. — Просто хотел обратить ваше внимание на себя.

— Ну, да, и дискредитировать меня.

— Как?

— Почему-то мне кажется, что кто-то внимательно следит за нами оттуда,..

И она показывает головой в сторону окна и освобождается от моих объятий.

— Так давайте присядем на диван!

— На минутку, пожалуй, можно.

Возобновив на диване свои объятия и поцелуи, я пробую расстегнуть пуговки на лифе её платья, но она мне этого не позволяет:

— Сказала же, на минутку!

— Как бы хотелось, чтобы во время нашего следующего минутного свидания, вы были не так сильно забронированы, как сейчас, и мне до ваших чудесных прелестей было бы удобней добираться

Произнося эти слова, я запускаю руку под подол её платья, затем моя ладонь скользит по её чулкам и… застревает на ткани панталон.

Мария Александровна аккуратно, но неуклонно убирает оттуда мою руку и произносит:

— Лучше вспомни, о чём хотел меня спросить.

— Вспомнил! — радостно восклицаю я, опять обнимая её за шею и целуя. — Вот что меня мучит и что я хотел узнать… В тот раз, когда я имел счастье пробыть с вами здесь, а когда уходил, вернее, вылезал в это самое окно, то мы, вроде бы, кое о чём условились, и на прощание я выразил надежду уже через пару часов «лицезреть прекрасную фею, взбирающуюся ко мне на чердак по приставной лестнице!» Так вот, во сне мне привиделось, как вы оказываетесь там в лёгком сарафане, отпаиваете меня парным молоком, а потом повторно одаряете меня ласками и не очень-то сопротивляетесь моим желаниям лицезреть и мять руками ваши великолепные, прямо-таки возбуждающие перси, до коих теперь мне, к сожалению, доступа нет.

— Нет и не будет! — прерывает она мой рассказ, снова убирая мои руки со своего лифа. — Повторяю, о чём ты хотел меня спросить?

— Меня мучит вопрос: приходили ли вы туда или нет. Ведь я, к несчастью, прикорнул совсем в другом месте

— Уж не у госпожи ли Селивановой?

Тут раздаётся стук в дверь и голос слышится Ангелики:

— Мама, можно к тебе?

Мы моментально отпрянули друг от друга, а Мария Александровна, вскочив, оказывается посреди комнаты и уже оттуда произносит:

— Лика? Входи!

Та открывает дверь и, увидев меня, застывает с явным недоумением на лице.

— Что ему тут нужно, мамочка, от тебя?

— То же, наверно, что и от других, — отвечает она, как ни в чём ни бывало.

И. обращаясь ко мне, как бы продолжает тему
нашего разговора:

— Так что ты мне хотел рассказать про знакомство с госпожой Селивановой?

— Я её встретил, когда ждал Елизавету Львовну, чтобы вернуться в Подольск и Расторгуево

— Ну ладно… Надеюсь, я хоть как-то удовлетворила своё любопытство… Иди… Загляни, кстати, к Лизе. Она что-то тоже хотела тебе сказать

Я встаю и удаляюсь, намеренно неплотно закрывая за собой дверь, и до меня доносится возмущённый голос Ангелики:

— Что вы с ним возитесь, как с писаной торбой, с сопляком этим?

— Видишь ли, мне он просто нравится, но его тётка с согласия его матери составила против него настоящий заговор с целью отвлечь его от своих дочек, чтобы он, не дай Бог, с ними что-нибудь такое не совершил.
Поэтому и Лизу уговорили увезти его отсюда подальше. Но он оказался мальчиком пронырливым, смекалистым и в чём-то отчаянным и как-то тайно заявился сюда, найдя пристанище у Селивановой и лишь болезнь и госпитализация избавили нас от его набегов. Так, во всяком случае, утверждает его мать. Не знаю, почему они тебя ещё не привлекли к этой «игре в поддавки»

— Это ещё что такое?

— Как бы тебе поточнее сказать… «Лучше мы станем у него на пути, чем наши дочки» — вот, по-моему, её смысл.

— И ты в ней участвуешь?

— Постольку — поскольку. Ведь мне приходится идти навстречу самым разным пожеланиям своих съёмщиков. Да и дочь моя всё время вместе с их дочерьми.

— Ну, их-то дочери, наверно, недалеко уйдут от своих мам… Но ведь Ольга-то вся в тебя

— Ну а раз так, чего особенно тревожится?

— Да я не за неё, а за тебя!..

— За меня будь спокойна, дорогая… Давай лучше поговорим о тебе, о твоей предстоящей свадьбе

Эта предстоящая свадьба была для меня тоже интересна. Но услышав звук шагов на лестнице дальней террасы, я в несколько прыжков достигаю двери на большую террасу и оказываюсь там.

— А вот и Саша! — кричит радостно малышня.

— Правда ли, — обращается ко мне госпожа Жукова, — что вы знаете, где можно увидеть моего супруга и вашу матушку?

— У вас такое желание?

— Да, причём довольно сильное.

— Что ж, я в силах вам помочь… Хотя, думаю, это не так просто будет сделать

— Почему? Они далеко ушли?

— И не только по этому. Они могли уединиться, чтобы им никто не мешал

— Вы так думаете?

— Такой вывод во всяком случае следует из слов моей маман

— Вот как?… Тем более

— Саша! — прерывает наш разговор голос госпожи Самариной. — Я жду тебя, жду, а тебя всё нет!..

— Виноват, Елизавета Львовна! Идёмьте!..

— Да нет уж, заканчивай свою беседу. А я пока поднимусь наверх, посмотрю, как там наши картёжники

Я тем временем спешу дать указания госпоже Жуковой:

— Спускайтесь к главной клумбе и там ждите — меня, или своего супруга, если он появится раньше. Увидев меня, выходящим на крыльцо, идите к столовой, там увидите тропинку, ведущую к деревянной лестнице. По этой лестнице спускайтесь к речке. Я вас догоню.

Но не успевает она выйти, как сверху спускается госпожа Самарина и берёт меня за руку:

— Пойдём теперь ко мне, есть о чём поговорить… Тем более что муж нам помешать не сможет — так он увлечён игрой.

— Пойдёмте, Елизавета Львовна, — соглашаюсь я и, оглядываясь, киваю головой госпоже Жуковой в знак того, что наша договорённость остаётся в силе.

Обращая моё внимание на приотворённую дверь хозяйской спальни, она тихо спрашивает:

— Что, помешала Ангелика?

— Да уж

— Ну ничего, постараемся возместить убыток… Ты не забыл ещё свою будущую тёщу?

И вводит меня к себе, тут же запирая дверь на засов. Мы тут же начинаем обниматься и целоваться, а я судорожно ищу предлоги для отступления.

— Больно же, миленький! — сетует она, когда я руку, обнимающую её за шею, пытаюсь бесцеремонно просунуть ей за лиф.

— Ну вот! — нарочито недовольно заявляю я. — Приглашаете на скоротечное свидание, а сами к нему не подготовились… Небось, и корсет напялили, и панталоны… Ну ладно Мария Александровна! Она меня не приглашала, сам напросился… А вы, дорогая Елизавета Львовна, почему, призывая меня не терять времени и бдительности, сами об этом не позаботились?..

Я, было, сообщить ей, что в моём распоряжении не более 10 минут, как, на моё счастье, раздаётся стук в дверь и слышится голос Ксени:

— Мама, это я, открой!

Перепуганная мама спешит открыть, но не дверь, а гардероб, однако я предпочитаю выпрыгнуть в окно, забежать за угол и подняться в коридор с другого конца, быстро пройти его и выйти на террасу, а с неё на крыльцо.
Госпожу Жукову всё ещё окружает малышня с расспросами про бабочек и цветочки. Увидев меня, она неторопливо направляется в указанном ей направлении. А я, подойдя к малышне, говорю:

— Что-то мы давно не играли с вами в казаки-разбойники… Зовите-ка Диму и Машу, племянников госпожи Карповой, деток нашего управляющего и отправляйтесь к дальнему спуску к речке, где вы сегодня меня видели. И как только услышите собачий лай и поросячье хрюканье с другого берега, с криком спускайтесь вниз. Если кого спугнёте и увидите убегающим, то можете преследовать. Но недалеко. Не запугайте до смерти. А потом мне всё расскажите. Идёт?

— Ура! — кричат они и бегут собираться.

А я следую к столовой, а затем спускаюсь по лестнице к речке.

— У вас тут неплохое место для купания, — говорит мне госпожа Жукова.

— Да, — отвечаю я. — Но хозяйка утверждает, что вода уже холодная

Мы переходим по плотине не левый берег Мочи и, держась поближе прибрежной растительности, чтобы не быть замеченными с высокого правого, приближаемся к тому месту, где, я помню, выходили к реке ознобишинские бабы и парни. Нахожу его и говорю своей спутнице:

— Подождите меня здесь, я попробую разведать, можно ли незаметно приблизиться к ним и увидеть их.

— Почему незаметно?

— А как иначе? Давайте станем кричать им и звать их. Откликнуться ли они, не знаю. А вот что поспешат уйти от нас, чтобы не быть обнаруженными, — это наверняка.

— Я не думала

— Что вы не думали?

— Ну что… вот… так будет… Ну, в общем… Договорились, я вас здесь жду.

Я углубляюсь в прибрежную полосу кустарника и, осторожно пробираясь сквозь него, выхожу к узкой травяной полоске — той самой, облюбованной ознобишинцами, напротив которой должно находится лежбище, облюбованное мною. Продолжаю чуть ли не ползком пробираться в нескольких саженях от этой полоски и обнаруживаю тропинку, ведущую, судя по всему в поле. Раздвинув ветви кустов, пытаюсь рассмотреть, что впереди. Бог ты мой! Вот она, та самая ветвистая ветла, с которой я имел удовольствие наблюдать за действиями брата и тётушки! Но что под нею — не видно, хотя хорошо различимы два голоса, в том числе моей маман. Оглядываюсь и замечаю чуть повыше ствол поваленного дерева. Подбираюсь к нему, усаживаюсь на него и чуть ли не вскрикиваю поражённо: прямо передо мной словно вырубленная полоса кустарника с великолепным видом на речку, ветлу и милую парочку под нею.

Спешно иду за госпожой Жуковой и, предупредив её о необходимости соблюдать полную тишину и осторожность, веду к найденному мною наблюдательному пункту. Усадив её на поваленный ствол и сев рядом, беру её за плечи, прижимаюсь и шепчу на ухо:

— Сотрите прямо!… Видите ветлу?

— Отодвинься,…
пожалуйста! — требует она, сбрасывая мои руки со своих плеч.

— Но мне тоже хочется увидеть!

— Я тебе потом всё расскажу. Тише! Сам же говорил!

Мне, правда, и так всё видно. Милая парочка сидит лицами к нам, поджав колени. Он без сюртука, одна его рука обвита вокруг её шеи.

— Ну что ж, — произносит она в задумчивости, — пора и честь знать. Спасибо тебе, что принял моё приглашение приехать сюда и не пренебрёг вот этой встречей… Надеюсь, ты останешься до завтра?..

— Если ты мне обещаешь ещё одну подобную сладостную встречу

И, повернувшись к ней, целует её.

— Ну, что там? — спрашиваю я свою соседку, приблизив свой рот к её уху.

— Тсс… Не мешай!… Потом, обещала же, расскажу… Да ведь всё слышно прекрасно!… А смотреть особо нечего

Но госпожа Жукова, уверенная, что мне ничего не видно, говорит явную неправду. Её муж, продолжая поцелуй, укладывает мою маман на лопатки, и таким образом их головы пропадают из нашего вида. Перед нашими глазами остаются только её приподнятые коленки и его рука, шурующая между ними.

Я опять прижимаюсь к соседки и, снова обняв её за плечи, спрашиваю, прижавшись губами к уху:

— Никак у неё ноги голые?

— Ну и что? — недоуменно произносит она, — Да прекрати же щекотать меня!

И, приложив ладонь к моему рту, отодвигает в сторону мою голову.
Но мои ладони на своих плечах оставляет не тронутыми. Пока или уже? Последнее предположение кажется ближе к истине.

— Ну ладно, так и быть, смотри уж, — соглашается она, чуточку отодвинув в сторону своё туловище и зафиксировав своими ладонями положение моих ладоней на своих плечах.

— Ух ты! — радостно выдыхаю я из себя, будто делаю открытие. — Посмотрите-ка: на ней нет ни чулок, ни панталон!

— Тихо ты! — кидает в мою сторону наполовину изумлённый, наполовину гневный молниеносный взгляд госпожа Жукова и снова устремляет свой взор вдаль, не забывая в то же время держать под неусыпным контролем мои руки, которые предприняли, было, попытку спуститься с её плеч на грудь. — Вот же подлец какой!… ну, погоди у меня!..

Эти слова относятся уже не ко мне, а к её супругу, который в это время снова появляется в нашем поле зрения: приподнявшись и встав на колени, он спускает со своих плеч помочи, приспускает брюки с кальсонами и обнажает таким образом своё мужское достоинство — немалых, отмечу, размеров, после чего, повернувшись к нам задом, пристраивается меж колен моей маман.

— Ну надо же! — произносит госпожа Жукова, судорожно вцепившись обеими руками в мою руку, в свою очередь скользнувшую к ней на грудь.

— Что будем делать? — на всякий случай спрашиваю я, опуская другую освободившуюся ладонь к ней на колено

— Не знаю! — скрежеща зубами отвечает она. — Была бы там, наверно, глаза бы выколола… И ему, и ей

— А, может, есть другой способ отомстить?

— Это ещё какой?

— Они целуются?… А почему бы и нам не попробовать?

И тянусь своими губами к её полным губам.

— Ну уж нет! Я им уподобляться ни за что не стану!… За кого ты меня принимаешь? Да и кто сам-то такой? Отстань от меня, тебе говорят!..

Мои попытки поцеловать её и приподнять подол платья оказываются совершенно безуспешными, Но так как борьба, нами затеянная, сопровождалась шумом и довольно громкими возгласами (моими умоляющими и её возмущёнными), это не могло не дойти до ушей парочки, что в отличии от нас приступили к любовному соитию в полном взаимном согласии, о чём говорил то вздымающийся, то опускающийся зад господина Жукова между коленями моей маман. Неожиданно она сталкивает его с себя, приподнимается, сжимает колени руками и произносит:

— Прости, но мне показалось, что кто-то есть тут неподалёку, на противоположном берегу

Усевшись рядом с ней, обняв её за плечи и целуя, он пытается её успокоить:

— Да что ты!… Тебе, наверняка, померещилось

— Нет, нет, я не обманываюсь… Давай собираться… Нас, наверно, уже обыскались… Да и мне нужно подумать о твоём предложении

— Насчёт новой встречи ночью?

— Да, но перед этим надо позаботиться о вашем ночлеге, а без беседы с хозяйкой имения тут не обойдёшься

— Ну, я тебе покажу ночлег! Отстань же! — возмущается госпожа Жукова и тем, что слышит, и тем, что пытаюсь предпринять с ней я.

— Ночлег — ночлегом, но неплохо бы закончить должным образом и эту нашу встречу! — говорит моей маман её супруг и опять заваливает её на лопатки и взбирается на неё сверху.

— Не могу! — вскрикивает госпожа Жукова и её рука судорожно и машинально хватается за моё мужское достоинство, поспешно к этому времени вынутое из ширинки и услужливо ей предоставленное.

Какое-то мгновение она взирает на него, в её глазах мелькает какая-то смесь изумления и возмущения. Рука её отпряла, а затем так меня толкает, что я с криком оказываюсь опрокинутым на спину позади ствола, на котором мы сидели.

— Ой, прости меня! Я не хотела!

В глазах её я вижу испуг. От испуга, думаю я, недалеко и до раскаяния, и протягиваю ей руки, прося помочь подняться.

— Вам это зачтётся! — с какой-то угрозой в голосе произношу я.

— А ты имей совесть, — оправдывается она.
И, будь любезен, приведи себя в порядок… Из-за твоей бесцеремонности мы, вроде бы, ещё раз их спугнули… Смотри!

— Так вам это должно быть только приятно, — замечаю я, почёсывая ушибленную спину и не спеша занять место рядом с нею.

— Ещё как! — соглашается она.

— Так, может, их стоит припугнуть как следует?

— Стоило бы

— Тогда я сейчас продемонстрирую вам сцену, от которой ваше сердце возрадуется… Они ещё не оделись?

— Не спешат, вроде бы

— Тогда, пожалуйста, взвизгните по поросячьи!

— Это зачем?

— Сейчас увидите… Да погромче!

Госпожа Жукова издаёт поросячий визг, я отвечаю на него собачьим гавканьем, а тот берег неожиданно оглашается сильными и дикими криками и завываниями

Госпожа Жукова чуть ли не падает со своего сиденья от смеха и, одной рукой указывая на тот берег, а другой — на место рядом с собой, произносит:

— Смотри, смотри! Как они вдруг засуетились!

Сев на прежнее место и снова обняв её за плечи, я тоже не без удовольствия наблюдаю, как господин Жуков спешно напяливает на себя сюртук, а моя маман безуспешно пытается справиться со своими панталонами и чулками

— Пожалуйста, дорогая, побыстрее! — торопит он её, протягивая ей руку. — Да оставь ты всё это здесь, вставай, и бежим отсюда!

Она так и поступает: кидает в сторону бельё, сует ноги в туфли, встаёт и спешит вскарабкаться наверх.

Всё туловище моей соседки продолжает стрясаться от гомерически-истерического смеха. У неё нет даже сил, чтобы отмахнуться от моих поцелуев. Но придя в себя, она вновь принимает неприступный вид и заявляет:

— Спасибо тебе, конечно, за эту потеху, но всё же знай соё место.

— Не хотите ли оказаться на том берегу, чтобы на месте представить себе, что и как было, и может быть найти какие-то трофеи?

— А что, тут можно перейти?

— Можно, но только надо разуться

— А что, это хорошая мысль. Иди-ка вперёд, я посмотрю, и если здесь мелко, то последую за тобой.

Я снимаю обувь и носки, засучиваю штанины и вброд переправляюсь на тот берег, …
не замочив даже коленей. Она через некоторое время следует за мной, в одной руке держа туфли с чулками, а другой поддерживая подолы платья и нижних юбок так высоко, чтобы не замочить их.

— Не смей глазеть на меня! — приказывает она.

Я и не думаю её слушаться, пожирая своим взором её обнажённые голени. И даже имею наглость сказать, протягивая ей руку, чтобы помочь выбраться на берег:

— Какая жалость. Что тут чуть-чуть не поглубже. А то бы я имел возможность насладится видом ваших коленок! Представляю, какая это прелесть!..

— Откуда у тебя, скажи на милость, такая… Даже не знаю, как выразиться… Слова не могу подобрать

— Теперь, — отвечаю я, — посмотрев вместе с вами на всё, что здесь было, могу предположить, что весь в свою маман

— Ну, а моя мать, уверена, была совсем другой, раз я в неё… Здесь, что ль, они изволили быть?

И кидается навзничь на сильно помятое ложе из скошенной травы. Я преклоняю рядом с ней свои колени и, не смея и не имея предлога чтобы дотронуться до неё, но испытывая такое желание, с готовностью подхватываю эту тему:

— Точно, здесь… Представляю, какое удовольствие они тут друг от друга получали, а мы, изверги, их спугнули

— Откуда тебе это знать? Молокосос!

— В медицинских книжках, которые я здесь успел прочесть, — а хозяева имения врачи, — я узнал, что испуг, испытанный во время интимной близости, может так негативно повлиять на мужчину, что он превратится в импотента. Вы не боитесь, что это случится с вашим супругом?

— А что это такое — импотент?

— Это мужчина, потерявший мужскую силу, не способный к интимным отношениям с женщинами.

— Да я буду этому только рада, не будет путаться с ними.

— А с вами? Не зачахните ли вы без этого?

— Нет, мой мальчик, не зачахну… Понимаю, понимаю, куда ты клонишь!… Но мне это совсем не надо

— Жаль, конечно, моя месть не удалась

— Почему не удалась? Разве мы их не прогнали, причём с позором, отсюда? И разве ты не испытываешь гордость победителя, поправ своими коленями ложе, на котором они предавались преступной любви?

— Я бы с большим удовольствием последовал примеру вашего супруга и водрузил свои колени между ваших!… Можно попробовать?

— Ну, ну! Вот ещё чего вздумал!… Сказали же тебе

— Интересно, какие чувства владели вами при виде этого? Помимо, конечно, злобы. Неужели вы не возбудились? Неужто вам не захотелось вдруг чего-то такого же?

— Что ты меня пытаешь, словно инквизитор какой?

— Да просто интересно… А вас мне просто жаль

— Отчего же жаль?

— Теперь мне понятно, почему ваш муж волочится за каждой встречной юбкой.

— Натура, наверно, у него такая.

— Да нет уж… Это у вас такая натура, фригидная.

— Это ещё что такое?

— Не знаете, что такое фригидность? К врачам обращаться надо. Или хорошие книжки читать.

— А ты читал?

— Приходилось

— И что же там написано про таких, как я?

— Что есть такие экземпляры… Ни сами в постели никакого удовольствия не получают, ни мужу этого доставить не могут. Одно мученье, в общем

— Какой ты умненький, однако!..

— Как видите. И я понимаю ваши чувства

— Да что ты можешь понимать в чувствах?

— И всё же… Прошу принять моё сочувствие. Но и вы должны понять меня: моё положение ещё более двусмысленное и тяжёлое, чем ваше. Мужа можно понять и простить, или же, наоборот, постараться отомстить ему. А мне каково? Ведь это же моя родная мать! Тут можно повеситься от отчаяния

— Ты же сам признался, что весь в мать!

— Да, вы правы… В мать и старшего брата. Кое-что узнав из книг, я захотел убедиться, так ли это на самом деле. Но как это желание осуществить? И я стал мечтать о даме, которая бы почувствовала бы расположение ко мне, и отважилась посвятить меня во все таинства любви, стала бы моей первой наставницей

— И ошибся, так?

— Выходит, что так… К великому моему сожалению. Вы мне так понравились сразу!

— Что ж делать? Не на ту напал… Во-первых, фригидка, как ты изволил выразиться. Во-вторых, признаюсь, какая я тебе наставница? Сама от тебя много нового услышала… А в-третьих, — и это самое главное — нам пора, наверно, возвращаться… Отвернись, пожалуйста, чтобы я могла надеть чулки. А ещё лучше будет, если ты поднимешься наверх и подождёшь меня там.

— Боюсь, что нас наверху может ждать кто-нибудь из этой оравы, так всполошившей наших любовников. Поэтому нам лучше идти низом, а коль мы разуты — то ещё лучше по воде, до самой купальни. Это во-первых. А во-вторых, — и это самое главное, вы моя должница, ибо та услуга, которую я вам оказал, требует существенного возмещения. Понятно, месть по идее должна была устроить нас обоих. А я бы в добавок приобрёл хорошенькую учительницу. Но на нет, как говорится, и суда нет. И всё же вам не мешало бы как-то меня отблагодарить.

— Ну, если это не будет противоречить моим нравственным устоям, я готова что-то для вас сделать. Что бы ты хотел?

— Вы, вроде бы, признались, во всяком случае я так понял, что не испытывали никакого возбуждения при виде того, что творилось тут

— Ну, да

— А я вот испытывал и продолжаю испытывать. Можно ли как-то поспособствовать тому, чтобы снять это ужасное напряжение?

— Помилуй Бог! О чём ты говоришь? Я же сказала, что опускаться до своего неверного мужа не собираюсь… Ну да хватит тратить время на пустяки. Помоги мне подняться и веди меня обратно.

Эту тему я стараюсь поддерживать всю дорогу. Идя впереди неё по мелководью и то и дело оглядываясь, говорю ей, какие прекрасные у неё голени, снова выражаю пожелание взглянуть на коленки, вслух делаю предположения и том, насколько великолепны её обнажённые бёдра. И в какой-то момент спрашиваю:

— А у вас вообще-то фантазия есть?

— Причём тут фантазия? — недоумённо переспрашивает госпожа Жукова.

— Да вот вы только что сказали, что не собираетесь опускаться до своего неверного мужа, то есть мстить ему точно таким же способом. Но ведь месть бывает разная

— Ну и что?

— Как что? Представьте себе, что вы не просто уединились со мной и позволяете мне всё то, что делал ваш муж с посторонней женщиной, а придумываете месть гораздо более изощрённую, доставляющую острое психологическое наслаждение и удовлетворение… Погодите, не прерывайте меня! Дайте разыграться моей фантазии! Допустим, вы, не без моей помощи сегодня ночью не только помешаете своему супругу отправиться на заранее условленную встречу (вы сами слышали о такой договорённости), и он вынужден остаться с вами в одной постели. Что с этого? — спросите вы. — Ведь вам его присутствие особой радости не даст. Не так ли? Ну а что если в вашей постели окажется третий? Представляете? Муж, может быть, и спит, а, может, и ворочается от бессонницы, злой от постигшей его неудачи. А тут к вам прокрадывается кто-то, и вы демонстративно, сознавая огромный риск происходящего, позволяете ему поцеловать себя и даже отвечаете поцелуем. Из любопытства: что же последует дальше?

— Зачем мне всё это? Ну и фантазёр!

— Погодите возражать. Ваш поклонник забирается к вам под одеяло… Вы, как честная жена, да к тому и фригидка, которой это действительно не к чему, — чтобы не давать ему лишнего повода, поворачиваетесь …

к нему спиной и не только не отвечаете на его ласки, а обнимаете своего суженого и не без злорадства спрашиваете его: «Ты чем-то расстроен?» И, мало того, пытаетесь приласкать его, как умеете, дать ему утешение, в то время как тот самый третий пытается утешить вас. Конечно, без вашего на то согласия, у него ничего не получится. Но сами-то вы

— Да хватит тебе ерунду говорить. Ишь до чего додумался!… Обнимать этого изменщика! Да ещё утешать его! Помолчал бы!

А через несколько мгновений кричит:

— Ой, дай-ка мне руку! Здесь, кажется, глубоко

Я подаю ей руку и оглядываюсь: одна её рука хватает мою, а другая продолжает держать подол платья, но так высоко, что видны не только полные круглые коленки, но и часть бёдер.

— Отвернись! Ишь уставился! Когда же этому конец будет?

— Чему? Если дороге, то она кончается, ещё немного и будем выходить на берег. А если моим взорам на ваши прелести, то

— Ладно, ладно, помолчи! Где тут можно присесть, чтобы привести себя в порядок?

— Тут где-то рядом с лестницей есть скамейка.

— Так веди меня туда.

Оказавшись на облюбованной девицами террасе и усадив госпожу Жукову, я интересуюсь:

— Не правда ли, хорошее местечко?

— Да, прелестное.

— И укромное. отсюда наши девушки любят подсматривать за мной, когда я прихожу в купальню.

— Ну да? И откуда тебе это известно?

— Обнаружил однажды.

— Вот как? И, наверно, пристыдил?

— Зачем же? Наоборот, уговорил доставить и мне такое же удовольствие.

— То есть, заставил купаться перед твоими взорами?

— Не заставил, а уговорил, причём войти в воду не в купальниках, а обнажёнными. Вот было зрелище, я вам скажу!

— А что если я тебе сейчас предложу спуститься вниз и искупаться, пока я буду тут приводить себя в порядок? Ты окажешь мне такую любезность?

— Я бы охотнее остался здесь, чтобы помочь вам. Но что делать? Ваши желания — закон для меня.

Сбежав вниз и раздевшись до гола, — не без умысла, авось она всё же решит проявить любопытство, — я кидаюсь в воду, переплываю туда и обратно купальню, выхожу на берег и начинаю делать гимнастические упражнения, после чего, достаточно высохнув, облачаюсь в одёжки и поднимаюсь к госпоже Жуковой. К удивлению моему она продолжает сидеть с голыми коленками, на которые, увидев меня, спешит натянуть подол своей юбки. И говорит с некоторым смущением:

— Ой, не думала я, что ты так быстро вернёшься. Ноги-то обсохли, а вот чулки надеть не успела.

— Мне опять удалиться?

— Даже не знаю… А, будь что будет… Ведь тебе не в первые смотреть на женские ножки. Сам признался.

— Да, и не только издали, отсюда, но и здесь, помогая одеваться и раздеваться. И, признаюсь. делал это с превеликим удовольствием.

— Что ж, если тебе это доставит удовольствие, я. пожалуй, позволю тебе помочь мне надеть мои чулки. Вот они.

Я беру один из них, становлюсь на колени и принимаюсь натягивать его сначала на протянутую мне ступню, потом голень и коленку.

— Бери второй, а этот я пристегну сама, — говорит она, протягивая мне другой чулок.

С этим я не тороплюсь, так как мой взор устремлён за манипуляциями её пальцев, натягивающих верхний край первого чулка выше колена и прикрепляющего его к одной, а потом другой защипке на конце свисающей резинки.

— Ты что уставился? — смеясь произносит она. — Разве не видел? А говорил, что помогал своим девочкам одеваться. Или они были без чулок? Ну да, наверное, ведь купаться же ходили.

— А можно мне попробовать самому прикрепить другой чулок?

— Что ж, попробуй… Только сперва хорошенько натяни его

Я спешу выполнить это требование и просовываю дрожащие руки ей под подол в поисках резинок, нащупываю их, тяну вниз, пытаюсь надвигаю железную защипку на край чулка и пытаюсь закрепить её на нём. но у меня это не получается.

— Что не выходит? — не без издевки спрашивает она. — Давай уж я сама.

И, задёрнув подол так, что обнажилась штанина панталон, ловким движением пальцев в одну секунду делает то, на что мне не хватило и минуты. Затем она надевает туфли, встаёт и приглашает меня:

— Пойдём, что ли? Наверно, скоро будет ужин. Один только вопрос. Мы как возвращаемся: вместе или порознь?

— Мне всё равно. А вам как будет угодно. Если вместе, может быть, ваш супруг проявит интерес: где были и что делали. А что касается меня, то меня этим вопросом будут пытать все. С одной стороны, это лестно, а с другой стороны, может повредить при попытке ночью нанести вам визит.

— О каком визите идёт речь?

— О котором я вам уже говорил.

— Опять ты за то же! Прекрати! Тебе на рот замок впору повесить! Лучше скажи, что нас всех ожидает вечером.

— Мужчины вернуться к своей игре в карты, а дамы — не знаю, чем займутся, кто собой, кто детьми

— Ну и, наверное, тобою? Не так ли?

— Да, я тут долго отсутствовал в виду болезни и соскучился по всем, также как и они по мне.

— Особенно девочки

— Можно сказать и так. Но они находятся под таким присмотром своих мамаш, что с ними теперь общаться можно только на публике.

— Вот значит как… И потому решил в моём лице найти некую отдушину?

— Отдушиной тут готова стать любая, лишь бы я не трогал её дочку.

— Так-таки и любая?!

— Не верите? Так присмотритесь к ним вечером. Последите не только за своим мужем, и моей маман… Кстати, если что, только дайте мне знак, и я, надеюсь, снова разрушу их мечты приятно уединиться. Может быть, всё-таки чем-нибудь отблагодарите

Автор: Ю.Тин2 (http://sexytales.org)

У нас также ищут:

рассказы выебать монашку, ебут в первый раз фото, порно мать трахнул сын, ебут нину, трахнул пока она убирала, судью ебут, рассказы порно инцест комикс, смотреть порно фото девочки трахаются, фото фистинг зрелых крупным планом, смотреть порно трахнул спящую подругу матери, стрельба спермой на лица, выебал доченьку, порно как лишают целки, сквирт секс что это, выебали против воли пьяную спящую i, ебут раком жену, порно одноклассники ебут одноклассницу, ебут транса картинки, молодой сынок и мамка инцест, порно инцест бабушки внук ролики, Страстная баба дает в манду массажисту жарить себя, ебут беременную большим членом, кончит внутрь, порно-сын выебал мать, полнометражное немецкое порно инцест бесплатно, порно трахнул друга жину